Мы – другие?
А теперь сядьте поудобнее, расслабьтесь,
закройте глаза и представьте себе Монтессори-педагога.
Каким он будет через сто лет?
Урок тишины Надеждой Смирновой
Каждый раз перед тем, как начать разговор о перспективах Монтессори-педагогики в России, мы делаем паузу. Собираемся с мыслями. И каждый раз – не знаем, какой ответ будет правильным. Потому что был в ее истории и 1914 год, когда несмотря ни на что – голод, холод, военное положение - Монтессори-классы работали. Был и 1926-й, когда несколько человек, далеких от науки, но близких Партии, приняли решение за всю страну. Перечислив с десяток всевозможных «но», ответственные товарищи заявили: «все эти изъяны исключают возможность использования биологической теории Монтессори в качестве педагогической основы советской дошкольной педагогики». Теория Монтессори была просто вычеркнута. Но был 1991 год: когда наступило время перемен…
И снова – горящие глаза педагогов, идеи, которые не дают спокойно жить, новые группы, курсы, общение. И дети. Новые дети Марии Монтессори. Наша жизнь и наше будущее.
16 марта «Клуб Монтессори-педагогов Новосибирска» принимал гостей. На встречу с московской гостьей - Надеждой Смирновой, основателем Межрегиональной Монтессори Ассоциации, директором Международного института Монтессори педагогики МИМП, известным практиком и теоретиком Монтессори-движения, собрались педагоги и руководители 16 площадок из Новосибирска, Кемерова, Томска, Омска, Нижневартовска, Казахстана. Главной темой встречи стало столетие Монтессори-педагогики в России: прошлое, настоящее, будущее. А самыми важными – вопросы, касающиеся «русификации» методики: соответствуют ли российские площадки и программы международным стандартам, есть ли стандарт работы педагога, как и у кого перенимать опыт, так ли необходим Монтессори-методу статус «официального, обязательного и обязательного к исполнению» в России.
Беседу вела Елена Недбаева, руководитель НОУ «Монтессори-центр», текст подготовила Екатерина Кузьминых
Начало девяностых было временем непростым, неудобным. А для дошкольного образования невозможным. Родители и педагоги понимали: надо что-то менять, а лучше – все. Понимали многие, меняли единицы.
Е.Н. Надежда Николаевна, как и когда Вы познакомились с методикой Марии Монтессори?
Н.С. В начале восьмидесятых я училась в Московском университете на Факультете психологии. Но первые сведения по тому, что дает метод, я получила не из программных курсов. Тогда в наших педвузах о Монтессори говорили только самые общие слова. На спецкурсе по развитию памяти преподаватель, которая знала о методе Монтессори и очень хорошо к нему относилась, рассказывала про основные преимущества методики Монтессори, описывала некоторые материалы. И когда потом, в 91-м году , Елена Александровна Хилтунен дала первое объявление о наборе курса по системе Монтессори, я собралась и поехала. Потому что уже и представляла, что это, да и время было такое, когда хотелось что-то менять, это стремление было в воздухе. Не все знали, что и как делать, но желание было огромное. Вели тот курс Елена Александровна, Дмитрий Сороков, приезжал кто-то из немцев. Тогда, как я сейчас понимаю, наши преподаватели знали чуть больше нас, но самое важное – это был энтузиазм, который вел дальше. Потом был курс, когда приезжала Мария Рот, это был длинный качественный курс, в целом он занял лет пять. На том же курсе был Теодор Хелльбрюгге, президент Международной Академии реабилитации и развития который активно занимался интегрированным образованием. Там был достаточно интересный подбор и российских лекторов.
Е.Н. Чем Вас привлек метод?
Н. С. Полной противоположностью тому, что было. Тем, чего были лишены мы, когда нас пытались воспитывать по единой схеме, - возможностью каждому ребенку оставаться самим собой.
Монтессори-педагогика ничего не дает в значении «дать, навязать». В педагогическом лексиконе даже понятие такое есть, учителя так и говорят - этот ребенок взял урок, тему, а этот не взял. А у Монтессори – нет, она создает условия, возможности. Это гораздо больше. А дальше все зависит от ребенка. Возможности ребенка колоссальны, его труд, работа по созданию нового человека – это что-то невообразимое. И ограничить его линейной программой навязанных примитивных действий невозможно. Я не знаю другой педагогики, где было бы такое равновесие всех компонентов. С одной стороны – это индивидуализация, когда каждый ребенок ни на кого не похож и свое развитие выстраивает по собственной программе, с другой – уважение и внимание к интересам других.
Основная идея Монтессори-педагогики – мы помогаем ребенку стать человеком своего места и своего времени. У нас он учится самому главному: жить в том мире, который есть. Это главное. Мы его не обучаем, не натаскиваем, но мы помогаем ему жить в этом реальном мире.
Е.Н. Если бы Мария Монтессори работала и в наши дни, стала бы она менять что-то в среде, в подходе к обучению? Многие считают, что за сто лет мир слишком изменился, и метод устарел. Так ли это?
Н.С. Актуальный вопрос. Очень много ведется разговоров, споров. Наследие Монтессори - это такой сплав Востока и Запада, философии и технологии, свободы и дисциплины. С одной стороны - свобода выражения для педагога и ребенка, а с другой – отработанные презентации, нормы поведения. Мне кажется, есть четкие опоры, и они должны оставаться неизменными. Но, как ученый, Мария всегда стремилась опираться на самые последние исследования, результаты, и все, что она делала, было на пике внимания научного сообщества. Очень многое из того, о чем она говорила тогда, находит подтверждение в науке сейчас. Я уверена, что и современные наработки она обязательно включила бы, - мир вокруг изменился. И среда не может не измениться, какие-то детали, частности. Природа ребенка остается неизменной. И поскольку мы говорим о природосообразном образовании, наша задача та же: наблюдать, анализировать и менять среду в соответствии с главной задачей – нормализацией современных детей.
Е.Н. Сразу хочется задать вопрос о нормализации. Нашей площадке 10 лет – а такие нормализованные работающие дети, к сожалению, редкость. Чего не хватает? Что мы делаем неправильно? Каковы типичные ошибки для российских площадок?
Н.С. Многое идет из истории, обуславливается менталитетом. У нас сейчас есть международный курс, это курс для тех, кто имеет российское Монтессори-образование и хотел бы довести его до международного уровня. Ведет этот курс Марлен Баррон. Так вот, курс она начала с того, что изучила наши площадки и наш опыт, посмотрела, как работают дети, педагоги. Отметила хороший уровень наших, педагогов – они думающие, интересные. Но при этом увидела типичные черты наших Монтессори-площадок, которые мешают. Их всего две - среда и педагог.
Педагогу очень трудно изменить свой взгляд на то, в чем заключается его роль. Сколько бы мы не говорили на словах, на деле мы считаем – наша задача обучить и развить. Даже если после курсов мы выходим с твердым убеждением, что мы этого делать не должны, то тут же сталкиваемся с родителями, которые нас убеждают в обратном – должны и обязаны. И мы развиваем и обучаем. Наш минус - очень активные взрослые, которые постоянно что-то делают возле детей и с детьми, и времени на наблюдения у них не остается. Меня всегда спрашивают – 30 детей и один педагог – это возможно? Как же он справится? Только так и справится. 30 детей и понимание - дай-ка я сяду, и посмотрю, что происходит. И вот с этого момента и начнется Монтессори-педагогика. Если у нас будет пятнадцать детей и двое взрослых – мы всегда будем обучать и помогать. Каждую секунду - помогать, поддерживать, вкладывать в них самое лучшее. У нас будут хорошие дети. Но не будет ни нормализации, ни Монтессори.
С общепринятой точки зрения мы получаем качественный результат. Наши дети много чего умеют, знают, они хорошо воспитаны, к нам очередь. Никто проблемы не видит, все гораздо лучше, чем в соседних детских садах. Отсюда среда, в которой слишком много всего. Потому что нам очень хочется развивать детей. Отсюда недостаточное внимание к тому, как среда воспринимается ребенком. Как часто мы думаем о том, что ребенок увидит? Есть ли у него возможность сосредоточиться? Но от Монтессори это оказывается по-прежнему очень далеко. Потому что ее результат – не в том, до скольки считает ребенок, как он пишет и читает, а в том, насколько он остается самим собой, насколько потом сумеет различить, что для него в жизни важно, а что – нет, будет ли он прикладывать усилия, чтобы добиться своих целей.
Е.Н. Есть дети, которым не подходит такой формат?
Н.С. На мой взгляд, нет. Есть семьи, которым он не подходит. Ребенок не приходит к нам насовсем и ниоткуда. Он приходит из семьи, в семью возвращается. Это контекст его жизни. Если семья принимает философию Монтессори – прекрасно. Но есть семьи, которым нужно что-то другое, и это нормально. Разные семьи, разные уклады, разные потребности.
Обычно мы страдаем от того, что очень сложно четко и ясно донести, чем мы занимаемся. По-хорошему, если ты сумел донести это до человека за три-пять минут, пока стоишь в очереди, едешь в лифте, значит, сам понял, что это такое. Пусть не за пять минут, пусть за полтора часа семинара рассказать так, чтобы было понятно. По-моему, задача очень сложная. Но даже если вам удалось, не факт, что всем это надо. Одна проблема – объяснять сложно, но и понимать тоже сложно. Во всем мире уже есть сложившаяся традиция – буквально, семейная – в группы приводят детей те, кто сам прошел через средовую педагогику. В России ситуация другая.
Чуть больше двадцати лет прошло с открытия первых площадок в России. Самые первые и самые стойкие - Снежинск, Омск, Томск, Ревда. Уже выросло первое поколение Монтессори-детей, родителей, педагогов. Есть опыт, наработки, которые можно представлять и с которым можно выходить в международное сообщество. Только для того, чтобы обсуждать с коллегами тонкие материи, надо убедиться, что мы говорим об одном и том же, на одном языке, и представляем миру не велосипед, а действительно, нечто новое.
Дело в том, что наше Монтессори-сообщество достаточно долго оставалось «вещью в себе», и тот образовательный продукт, который получился – он самобытен, интересен, но не совсем то, что понимают под Монтессори во всем мире. И сейчас у педагогов есть потребность учиться дальше – изучать опыт других, сравнивать и делать выводы. Не случайно, в Монтессори-практике нет понятия завершенного образования. Предела нет. Но есть базовый уровень, требования к которому со временем возросли. Причем, как со стороны преподавателей, так и со стороны слушателей
Е.Н.В Новосибирске первый курс был прочитан в 2004 г. А когда и где Вы читали свой первый курс?
Н.С. Первый курс был специфический. В 1996 году мы командой поехали в Омск, на четыре дня. Четыре дня – и готовый педагог. Слушателей – 42 человека. Мы планировали дать какое-то общее представление метода, а перед нами оказались люди, которые уже запустились, и им нужны презентации и опыт. Мы успели уложиться в четыре дня, дали все презентации в режиме нон-стоп. Города тогда не видели вообще – приехали в темноте ранним утром, и уехали в темноте, уже ночью. Потом стало понятно, какие это иллюзии, что люди ВСЕ поняли и ВСЕ увидели. То, что мы успели рассказать, никто не успел ни услышать, ни понять. Это точно. Но в плане энтузиазма – да, было хорошо. У людей появилось ощущение, насколько это здорово и как это важно. И это было самое главное.
Е.Н. Как курс менялся?
Н.С. В сторону удлинения, четыре дня – это ни о чем. Когда мы сами учились у немцев, у нас было 5 сессий по три недели. Целых 18 недель! Нам казалось, что это долго и много . Но чем больше преподаю и работаю, тем больше понимаю, что и это не срок: понять можно, но мозги повернуть быстро нельзя. Здесь должны быть не просто знания, и даже не навыки. Должно быть иное сознание. Не научить ребенка складывать и вычитать, а дождаться, пока у него интерес к математике возникнет, и потом создать условия. Пока мы старательно и активно работаем с детьми, стараясь их развить и обучить – настоящего ребенка в среде не будет. Педагогу надо найти свое место в среде, в классе – это требует времени. Правы европейцы, когда делают годовой курс. Это резонно. Это как раз тот старт, когда можно выйти к детям и не бояться, что ты их будешь натаскивать. В этот год должна входить и практика, когда я наблюдаю за детьми, и когда что-то начинаю делать самостоятельно, когда я наблюдаю педагога в работе и анализе. Без этого Монтессори-образования не получится.
Самое больное место обучения сейчас – это практика и опыт. Хорошо научить есть кому, а площадок, где можно было бы проходить практику, мало. Не в каждом городе есть такие. Например, в Москве проблема – отправить на полноценную практику. Хотя есть хорошие, но надо понимать, что площадка не готова постоянно принимать студентов. Это другая форма работы площадки. Весь мир идет к тому, чтобы менять формы образования. Я уверена, что Мария Монтессори обязательно использовала бы современные возможности. Конечно, полностью курс в онлайн не уйдет никогда, - очень много живых вещей, которые через компьютер не почувствуешь. Но часть программы - может. Вспомним первый курс: там было 50 часов теории, 50 – лекционных, 50 – практики. Потом часы прибавились, но соотношение осталось.
Наш курс, который мы готовим сейчас, рассчитан на 1400 часов, это курс для тех, у кого нет психологического образования, педагогика и психология - не академические, вузовские, а прикладные, в программу мы включили все те аспекты, которые нужны практикующему педагогу, плюс практика, стажировка, а на выходе - диплом о переподготовке, получении новой квалификации. Хотя образование должно быть разным – это и курсы вводные, ознакомительные, и узкопрофессиональные, и какие-то разовые семинары – тогда оно будет соответствовать духу Монтессори-педагогики.
Е.Н. Монтессори-педагогика в России находится в странном положении – с одной стороны, открывается все больше площадок, курсами Монтессори-педагогов интересуются даже муниципальные сады. С другой – места в государственной программе ей до сих пор не нашлось. Есть ли шанс, что положение изменится и имя Марии Монтессори в нашей стране будет окончательно реабилитировано?
Н.С. После последнего фестиваля, который прошел совсем недавно, в 2012 году, появилось серьезное желание – написать программу . Были сделаны серьезные шаги, какие-то части были написаны, но тут поменялись российские законы. И можно начинать писать заново. Хотя стоит подождать, - не все изменения вошли в силу. Так что – возможности нет, а шанс – есть.
Е.Н. А вдруг случилось чудо? Такая возможность появилась, и все сады, школы работают по Монтессори?
Н.С. Караул!
Новый формат образования, личностно-ориентированный подход, предельная свобода для развития ребенка и запредельные возможности – современные родители ценят перспективы которые открывает такой подход. Но вот парадокс – многие были бы не против что-то улучшить, ускорить, добавить. Делая шаг навстречу этой системе, и родители, и педагоги зачастую не могут принять ее до конца: трудно доверить будущее ребенку, трудно вот так сразу поверить в то, что суховатая средовая педагогика справится в одиночку, без помощи других, непросто дается и осознание того, что взрослый не всесилен.
Вы открывали в Снежинске школу. Общаетесь с выпускниками?
Связь есть, общаемся. Мы очень много вместе пережили, это был непростой период. Сейчас это уже взрослые люди, интересные, состоявшиеся, у некоторых семьи.
По тому, как они вписывались в обычные школы, могу сказать одно – по-разному. Они уходили от нас в двенадцать лет – это непростой период в развитии. Представьте себе подростков, и вы поймете, как они принимают новых людей, как сами адаптируются. Но в итоге наши выпускники оказались в числе уважаемых в классе людей. Не все они были лидерами. Но то, что признавалось сверстниками – внутренняя уверенность, сила и ощущение самодостаточности. Это действительно было присуще. Даже при том, что они учились по-разному.
Сложности были в адаптации?
Они приходили в сложившийся класс, и адаптировались, как могли. Важно то, что Монтессори-дети вырастают реалистами, они не оторваны от мира: они договариваются, отстаивают свое мнение. Нормализованные дети – это не дети в сиропе, они и подраться могут, другое дело – они умеют выходить адекватно выходить из таких ситуаций. Не бывает мальчишек, которые никогда не дрались. Но наши мальчишки могли договориться о том, как драться можно и как драться нельзя. В их жизни были и дворы, и секции, и друзья, и от общества они не были оторваны.
Е.Н. Как Вы понимаете, кто по окончанию курса получил новую профессию, а кто – только корочки?
Н.С. Поскольку я занимаюсь подготовкой Монтессори-педагогов, много думала над этим . Это больной вопрос. Потому что одна сторона – как научить: какую информацию, в каком виде давать, как сделать так, чтобы люди активно принимали и осваивали. Но есть и другая сторона. Можно прочитать все книги и статьи, выучить все презентации, знать всю теорию, но не продвинуться ни на шаг к Монтессори. Дело в том, что Монтессори-педагог – это что-то очень личностное. Это не преподавание в классическом смысле. Наша миссия - помочь ребенку стать человеком своего места и времени, и мы – педагоги, тоже часть этих условий, мы живем в одном времени с детьми. Через себя мы должны транслировать лучшие стороны этого времени. Наши дети попадут в тот мир, который они построят сами. И построят именно таким, какие будут сами. А какими они будут, какими бы мы хотели их видеть – об этом нужно думать уже сейчас. И мы должны создавать среду из лучшего. Ребенок непрерывно развивается, растет, строит, ищет. И педагог тоже. Если он знает все – это точно не Монтессори. И последнее из того, что хочется назвать, но для педагога качество важнейшее – то, о чем говорила сама Мария Монтессори – это смирение. Смирение перед тем величием и той задачей, которую решает ребенок. Он буквально из ничего строит человека. Вдумайтесь, ребенок, который еще не умеет держать голову, ползать, когда-то станет человеком, который будет строить общество. И эту работу проделает он сам. Педагогам и родителям часто свойственно переоценивать свое значение – мы учим, мы воспитываем. Так вот – ни один человек не воспитает и не научит, если ребенок не будет делать этого сам. Вроде бы, это общее место в Монтессори-педагогике, но если вдуматься – ребенок решает грандиозные задачи: он за три года научается ходить, говорить, сам осваивает язык. Это такая тайна, такая загадка. Каждый из нас – это результат того самого труда. Наша роль по сравнению с тем, что делает ребенок – мизерная. И об этом надо помнить.
Е.Н. На Ваш взгляд, в Монтессори-педагогике есть минусы? Или она идеальна?
Н.С. Я их не вижу. Потому что это не методика, не метод. Мария Монтессори всегда была категорически против приписывания ей авторства. Нет Монтессори-педагогики, есть педагогика научная. Может быть, в ней еще что-то недоделано, недопонято. Но это нормально для науки, которая развивается. В физике есть недостатки? То же самое и с Монтессори-педагогикой. Можно чего-то не знать о ребенке, чего-то не понимать. И так будет, наверное, всегда. Важно то, что это научный подход для реального ребенка.
Е.Н. В этом году Российское Монтессори-сообщество отмечает столетие методики. Планируются совместные конгрессы, встречи, круглые столы. Мероприятий множество. Но год пройдет. Что будет через год, через пятьдесят лет? Какие перспективы у Монтессори-педагогики в России?
Н.С. Многие задаются вопросом – если Монтессори-педагогика идеальна, если она существует уже сто лет, то почему до сих пор не завоевала весь мир? Почему нет единого Монтессори-стандарта, по которому учится все человечество? Все школы, все сады?
Посмотрите на образовательные тенденции во всем мире. На обустройство классов. Там нет рядов парт, столы стоят так, как это принято в Монтессори-классах, образовательное пространство организовано по принципам средовой педагогики. Дети что-то делают, ходят по классу, нет вещающего учителя. Наверное, есть и другие классы. Но – образование сильно изменилось за эти сто лет . И в этом есть заслуга и Монтессори-метода. И если у нас будет происходить что-то подобное, и наше Российское образование будет меняться – это будет благом. Люди разные и нельзя сказать, что всем подходит Монтессори. Более того, чем дальше мы будем развиваться, тем меньше вероятности, что у нас будут одинаковые программы. Это закономерность развития – чем дальше, тем больше вариантов. Если их будет становиться меньше – это не развитие, а деградация. А мы деградировать не хотим.